Балалайка
Балалайка, заняв еще в самом начале XVIII столетия одно из ведущих мест в ряду национальных инструментов России, вскоре превратилась в своего рода русский музыкальный символ, эмблему русского народного инструментального искусства. Между тем, в истории ее происхождения и становления также вплоть до настоящего времени имеется немало недостаточно изученных вопросов, которые нуждаются в освещении.
Нетрудно предположить, что у профессиональной домры должна была существовать фольклорная параллель: народу необходим был струнный щипковый танбуровидный инструмент, выполнявший самые элементарные задачи при организации досуга, и прежде всего, сопровождавший пляску. Судя по имеющимся документальным материалам, свидетельствующим о широкой продаже домр и струн к ним, о невысокой цене инструментов, производились они в специально оборудованных мастерских изготовителями-профессионалами.
Однако в середине XVII века производство домр мастерами-специалистами прекратилось в связи с тем, что по указу царя Алексея Михайловича (1648 год), категорически запрещавшему деятельность скоморохов, домровый промысел исчезает. Ибо не только за изготовление, но даже за хранение домр следовало суровое наказание. И потому весьма показательно, что именно с исчезновением самого названия «домра» в последней трети XVII века - в 1688 году - появляются первые упоминания о балалайках.
Так, в документе 1688 года, хранящемся в Центральном государственном архиве древних актов, - «Памяти из Стрелецкого приказа в малороссийский приказ» говорится о том, что 13 июня этого года в приказ (учреждение, ведавшее определенной территорией) доставлены некие Савка Фёдоров и Ивашко Дмитриев «а с ними принесена балалайка» и доставлены они были за то, что «в балалайку играли и караульных стрельцов, которые стояли у Яуских ворот на карауле, бранили».
Замена названия сходных по своему конструктивному типу и назначению инструментов выглядит вполне естественной. Домра являлась орудием прежде всего музыкантов-профессионалов - скоморохов. Судя по широкой продаже инструментов, тысячах привозимых на российские ярмарки «домерных струн», лавкам «домерного ряда», производились домры в больших количествах и в специально оборудованных мастерских.
С искоренением искусства скоморохов исчезает и профессиональное исполнительство музыкантов-домрачеев. Соответственно, мастерами-изготовителями прекращается производство домр. Ведь даже за их хранение, не говоря уже об изготовлении, грозили самые тяжелые наказания!
Однако народу по-прежнему нужен был струнный щипковый инструмент, подобный домре, со звонким, подзадоривающим к пляске, ритмически четким звучанием. И главное - инструмент максимально простой в изготовлении. Создание элементарного непритязательного инструмента стало для народа художественной потребностью. Именно так, изготовляемый самодельным, кустарным путем, и возник новый вариант домры - балалайка.
Важно, что балалайка оказалась чрезвычайно простой не только для производства, но и для освоения. Профессиональный инструмент требует и профессиональной игры, а на самодельном, по простонародному понятию, можно и «балабонить». Здесь, скорее всего, и коренится смена названия. Таким образом, можно предположить, что балалайка оказалась фольклорным вариантом профессионального скоморошеского орудия - домры, и уже в XVIII столетии она завоевывает необычайную популярность, становясь, по словам Я. Штелина, «распространеннейшим инструментом по всей русской стране». Смастерить балалайку можно было из любых подручных средств, даже из тыквы. При наличии корпуса подбородного типа она становилась особенно близкой своему прототипу - домре. Балалайки с круглым или овальным корпусом были популярны в России в XVIII и в начале XIX века. Но наряду с ними в XVIII веке все чаще начинают появляться инструменты с треугольным корпусом. Их изображения приводятся в различных лубочных картинках.
Форма балалаек была совсем не такой, какой мы их знаем сейчас. Размеры инструментов нередко были таковы, что их, как сообщал Я. Штелин, «подобно бандуре» надо было держать на перевязи: ширина - 1 фут, то есть около 30,5 см, длина -1,5 фута, то есть приблизительно 46 см, а гриф превышал «длину корпуса по меньшей мере в четыре раза», то есть достигал более полутора метров длины! Такая форма инструмента изображена, например, на картине Жана Батиста Лепренса «Русская пляска», созданной в период 1758-1762 годов. Пляску сопровождают три музыканта - скрипач, гудошник и балалаечник, расположившиеся на крыльце помещичьего дома. Здесь длина грифа с отогнутой назад головкой на балалайке имеет именно четырехкратное превышение по отношению к длине корпуса.
Французский живописец и гравер Ж. Б. Лепренс (1734-1781) на протяжении 1757-62 годов много путешествовал по России. В частности, в своих многочисленных «сценах из русской жизни» он изображал жизнь русских крестьян, главное внимание уделяя именно их костюму, предметам быта, самой бытовой обстановке. Необходимо подчеркнуть, что музыкальные инструменты художник всегда воспроизводил достоверно, так как сам играл на скрипке (его братья, также долгое время жившие в России, были музыкантами и давали уроки музыки).
Тот же художник на другой своей картине - «Русский танец» изобразил балалаечника, играющего вместе с гудошником, у которого инструмент имеет не столь длинный гриф. Аналогичный инструмент и композицию из двух инструменталистов мы видим и на гравюре с картины другого французского художника - Жерара де ла Барта, работавшего в 1787-1810 годах в Петербурге и Москве и оставившего множество зарисовок быта Москвы конца XVIII века. Речь идет о картине 1796 года «Вид Поднавинского предместья Москвы».
Играли на балалайке не только путем защипывания отдельных струн или же бряцания. Типичным в XVIII веке способом игры было звукоизвлечение медиатором - плектром. Яркое свидетельство тому оставил И. Беллерман в своих «Заметках о России». Он пишет, что в 80-х годах XVIII столетия плекторное звукоизвлечение на балалайке было более распространенным, чем игра пальцами правой руки: «Во время игры нажимают пальцами только одну струну, но ударяют одновременно и по ней, и по другой, свободной [от нажима]. Это ударение производится с помощью щепочки или пера; иногда же место плектра замещается пальцами, которые выполняют роль медиатора».
Из сказанного можно сделать вывод о преобразовании домры в балалайку как об эволюции единого грифного щипкового инструмента. Подтверждением тому может служить сопоставление приведенных выше изображений домр XVI-XVII веков, с одной стороны, и балалаек XVIII века - с другой, а также само то, что первые упоминания о балалайках появляются именно тогда, когда исчезают сведения о бытовании домр. Свидетельствуют о том же и описания балалайки XVIII столетия: ей, подобно домре, присущ не только небольшой полукруглый корпус и гриф с двумя- тремя струнами, она характеризовалась также и как «особый род гитары... иногда и о пяти струнах». Скорее всего, такие балалайки происходили от домр лютневидного, а не танбуровидного типа.
Если в изображениях и свидетельствах очевидцев XVIII - первой половины XIX столетий имеются сведения о балалайках как с треугольным, так и круглым или овальным корпусом, то ближе ко второй половине XIX века балалайка обычно уже изображается с длинным грифом и небольшим, треугольной формы, корпусом. Начиная со второй половины XIX столетия балалайки первого типа стали исчезать - их теперь можно было с трудом разыскать лишь в отдаленных от центра губерниях.
Итак, период XVIII - первой половины XIX века является переходным: происходит трансформация русского танбуровидного инструмента XVI-XVII столетий - домры, в его новую модификацию последующих веков - балалайку. Немаловажное значение в этом имела простота изготовления треугольной формы балалайки.
Именно поэтому уже в середине XVIII века балалайка благодаря простоте своего изготовления и дешевизне получает повсеместное распространение среди простого люда. По сведениям Я. Штелина, «инструмент этот имеется во всех мелочных лавках, но еще более способствует его распространению то обстоятельство, что его можно самому изготовить».
Необходимо подчеркнуть, что в данный период времени, как и ранее в исполнительстве на гуслях, домре, проявляются две различные сферы бытования балалайки. Если поначалу новая разновидность грифного (тан-буровидного) инструмента получила свое название «балалайка» именно как орудие любительского изготовления, то с ослаблением действия царского указа сферой балалаечного исполнительства становится и профес-сиональное искусство.
И потому на протяжении XVIII столетия можно обнаружить свидетельства об изготовлении балалаек как самодельным путем, так и профессиональными мастерами. Красноречивые доказательства тому оставили немецкие путешественники и ученые второй половины XVIII века, описывавшие свои впечатления от пребывания в России. Так, И. Георги отмечает, что если самодельные инструменты изготавливаются из тыквы, то «опытные мастера делают изящные балалайки с корпусом яйцевидной формы»; И. Беллерман акцентирует внимание на том, что наряду с балалайками любительского изготовления, даже «из кривого куска дерева с двумя натянутыми струнами, ... некоторые усовершенствованные балалайки имеют кузов кругловатый». Согласно свидетельству Я. Штелина, он знал исполнителя, игравшего на трехструнной балалайке «не только арии, менуэты и польские танцы, но также и целые произведения из аллегро, анданте и престо».
Таким образом, балалайка возникла во второй половине XVII столетия как вариант любительского изготовления по отношению к инструменту, ранее делавшемуся профессиональными мастерами - домре. На протяжении второй половины следующего столетия она распространяется и в любительской сфере, и среди музыкантов-профессионалов. Так например, с детских лет на балалайке играл выдающийся композитор, скрипач XVIII столетия Иван Евстафьевич Хандошкин (1747-1804). Корпус его балалайки был сделан из тыквы, внутри он был проклеен порошком битого хрусталя, что создавало особую звонкость, серебристость звука. Имеются данные, что И. Е. Хандошкин даже создал Концерт для балалайки; однако, к сожалению, рукопись вплоть до настоящего времени не найдена.
К первой же половине XIX века среди профессиональных музыкантов балалайка встречается крайне редко. Зафиксированы лишь единичные случаи игры на ней - известного баса, артиста московского Большого театра Николая Владимировича Лаврова (1805-1840), обучившего балалаечной игре тверского помещика Александра Степановича Паскина, который, в свою очередь, стал одним из первых учителей игры на балалайке у В. В. Андреева. Отмечено увлечение инструментом и скрипача, композитора, дирижера студенческого оркестра Московского университета Владимира Ильича Радивилова (1805-1863), игравшего на безладовой балалайке с четырьмя струнами (а также на однострунной). Сведения о подобных балалаечниках приведены в статье М. И. Пыляева «Замечательные шутники, оригиналы и силачи». Само это название примечательно: такие балалаечники считались в конце XIX века чудаками.
В среде аристократии, «просвещенных» горожан, в помещичье-усадебном музицировании ее место занимает семиструнная гитара. Балалайка же, чрезвычайно доступная для любительского изготовления, становится любимейшим инструментом малоимущих слоев населения России - крестьян, ремесленников, ярмарочных балаганщиков, бродячих лапотников, кучеров, лакеев.
Типичная особенность балалайки в фольклорной среде XVIII-XIX столетий - наличие нескольких подвижных ладовых перевязей, дававших простейший диатонический звукоряд - мажорный или минорный. Это было очень удобно для исполнения незамысловатых наигрышей, в первую очередь плясовых, скорых, частушечных песен, для организации любого танцевального движения. Балалайка стала незаменимым средством забавы, развлечения.
В плясовых и частушечных песнях игра на балалайке часто характеризуется насмешливыми терминами - «побрякивать», «бренчать», «наяривать», «набрякивать» и т.п. Балалайка в сознании не только привилегированной части общества, но и самой широкой среды населения России стала считаться неким синонимом дилетантства, балагурства, незатейливой шутки, а порою - и бессодержательного занятия. Балалайкой стали называть и праздного болтуна, и расстроенный, дребезжащий рояль. До настоящего времени сохранились в быту старинные поговорки, подчеркивающие «легковесность» инструмента, такие например, как «На словах - что на гуслях, а на деле - что на балалайке».
С таким отношением к ней впоследствии и пришлось вести настойчивую борьбу В. В. Андрееву.
Иной досуговый тип русского народного инструментализма был представлен гармоникой. Именно она к концу XIX века потеснила все иные народные инструменты и, подобно исполнительству на русских щипковых, стала важной соединительной нитью от массово-бытового к профессионально-академическому искусству.
